«Выжить самому»

10.11.2007

День памяти святых апостолов Петра и Павла, лето 2001 года. Многочасовой перелет через всю страну в столицу Чукотки Анадырь, смена времени и климата, печаль расставания с друзьями и любимой школой, неопределенность будущего. Я, молодой священник, выпускник Московской Духовной Академии, шесть лет назад предстал перед очами епископа Анадырского и Чукотского Диомида в полном смятении чувств. После многолетней разлуки Анадырь – родной город, казался чужим, а периферия Чукотки просто пугала. Первая встреча с правящим архиереем оптимизма не прибавила. Владыка, служивший в тот день вечернюю службу один, без пономарей и сослужащих, минут сорок упорно поворачивался спиной, не замечая робких попыток взять благословение. Наконец я услышал: «А-а, приехал, не сбежал. Ну, хорошо! Поедешь настоятелем в Лаврентия…»

Поехал.

Не один, с мамой. Полтора часа перелета из Анадыря в самый восточный районный центр округа. Район тезоименит региону, именуется просто – Чукотский. Пять тысяч человек, шесть поселков, разбросанных по обширной территории. Восемьдесят процентов населения чукчи, производств нет, дорога одна, но далеко не уедешь, она между двумя поселками внутри района. До «Большой земли» добираются самолетами и вертолетами. Два морзверобойных совхоза и необходимая инфраструктура для жизни. Почти резервация, въезд и выезд по пропускам. Смотрим с мамой в иллюминатор самолета, под нами бескрайняя тундра, озера, реки, сопки. Никто нас в Лаврентия не ждет, никто не звал, и нужны ли мы там кому? Спрашиваю маму: «Что с чукчами делать будем? Я ведь не общался с ними никогда толком?» Мама, проработавшая много лет в анадырском наркологическом диспансере и о чукчах знавшая не по книжкам, ответ дала мудрый: «Будем их чаем сладким поить, они и потянутся».

Администрация выделила нам заброшенное здание бывшего сельсовета. Окна выбиты, крыша частично разобрана, система отопления безнадежна. Оборудовали маленькую комнату, обогреваем масляной батареей, проводим службы. На первый праздник, Преображение, пришло 2 человека. На Успение служили вдвоем с мамой. А вот в сентябре появились люди, несколько женщин. Начинаю вникать в специфику – лето, пора отпусков. Половина русского населения села едет «на материк» отдыхать, остальная половина работает за первую отсутствующую. Чукотская часть населения в большинстве своем никуда не едет и к нам тоже не ходит.

Проверяем на практике предложенную мамой миссионерскую технологию, поим чукотских детишек чаем, кормим лепешками, по-чукотски кавкавками. Они нам носят доски, выпрямляют гвозди, помогают по мелочам на строительстве. Чай пьют с большим наслаждением. Несколько мальчишек и девочки, младшие сестры. Родители у всех пьющие, дома ужас что, но сами, как и положено детям - веселые и жизнерадостные. Показываем на картинке в детской Библии четырехлетней девочке Олесе райский сад. Смотрит на пальмы, говорит, - это трава, высокая трава. Крокодила определила как крысу, все остальные животные - собаки. Не видела никогда деревьев. Переворачиваем страницу, там изгнанные Адам и Ева греются у костра. В глазах Олеси интереса прибавляется, спрашивает, почему выгнали? Мама, подумав, отвечает – водки напились, вот и выгнали, водку пить очень плохо! Олеся не понимает – родители всегда пьяные, гости что приходят, тоже пьяные, почему плохо? М-да, попробуй объясни!

Поздняя осень 2001 года.

Сделали в здании храма отопление, из трех бывших кабинетов, сломав стены, оборудовали помещение для богослужений. Главная новость, к нам приехала девушка, выпускница регентской школы – Люба. Отчаянная девица, не побоялась. Хочет посмотреть Чукотку и сделать в жизни что-то полезное, в глухомани службы попеть и других поучить. Вот это нам подарок! Народу на службы к зиме стало ходить больше, человек пять на воскресные литургии. Собрали воскресную школу из детей, что к нам бегали чай пить. Все осталось так же, только теперь перед чаем нравоучение говорим, что-нибудь из детской Библии читаем и урок музыки на десерт. Пожертвовали фортепьяно. Теперь из форточек храма в полярную ночь уносится вдохновенное пение: «То верхом, то пешком по усердию, мы идем к преподобному Сергию…».

Слезы наворачиваются, хочется в Лавру. И еще хочется верить, что там, в Царствии Небесном отец Роман слышит, с каким вдохновением чукотские дети поют его стихи, никогда не видев Лавры, не зная, кто такой преподобный Сергий. Смысл текста им не ясен, но чувствуют, что это что-то хорошее, светлое. Пытаюсь рассказать житие, смотрю им в глаза и понимаю – бесполезно. Разучиваем что-то более близкое, красивую песню о местных краях:

Иногда от людей я слышу,
Что у нас не житье, а горе,
Злые ветры срывают крыши,
Постоянно бушует море…

Заканчивается поэтичное и правдивое описание достоинств и недостатков чукотской жизни словами:

Иногда от людей я слышу,
Будто жизнь у нас без просвета,
Но мы знаем, земляк, с тобою,
Что не правда, не правда это.

Тоже поют с удовольствием, но с меньшим энтузиазмом, чем про преподобного. Похоже не все с автором согласны. Спрашиваю детей, вы Чукотку любите? Девочки хихикают, мальчики плечами пожимают. Ну, вроде того, да, любим. Понимаю, что глупый задал вопрос. Чего не любить, если ничего другого не видели? Но конечно им хочется туда, куда то, как в телевизоре показывают, в другую, красивую жизнь.

История нашей воскресной школы

не изобилует педагогическими победами. Чукотские детишки, грязные, постоянно голодные, в головах вши, одежда у всех по третьему разу ношеная, зимой бегают в осенних курточках. В семинарии и академии нас учили чему угодно, но не тому, как организовывать воскресную школу. Но даже если бы учили, не думаю, что эти знания помогли бы в столь специфичной среде.

Половина беды, что дети из пьяных семей, и что у них вполне понятные по этим причинам задержки в развитии. Не удивляет, что им очень трудно сосредотачиваться на каком-то предмете и отсутствуют навыки усидчивости и прилежания, только игры да мультики подавай. Всю педагогику сводит на нет их быт, семья, друзья, - все совершенно противо-положный тому, чему их учим мы. Пьяно зачатые, пьяно выношенные, выросшие в атмосфере безответственности и равнодушия к миру, с пеленок искалеченные души. Очень трудно было понять и привыкнуть к тому, что это дети с совсем другой психологией, из совсем другого мира, другого разреза жизни, куда нам не было доступа и входить куда совершенно не хотелось.

Вот пример. Две девочки 12 лет оказались свидетелями убийства. Пьяные ребята постарше возрастом на их глазах в их квартире замучили их же ровесника и родственника. Потом тело вытащили на улицу и закопали в сугробе под домом. Удивляет не то, что они никому про это не сказали, хотя было тщательное расследование. Удивляет то, что никакой психологической травмы в них не было заметно. Они так же ходили к нам на занятия, пели, смеялись, веселились. Только через несколько месяцев одна из них проговорилась подруге и преступление удалось раскрыть. Когда я спросил девочек, почему они молчали, ответ был простодушный: «Нас не запугивали. Ребята просто сказали молчать, мы и молчали».

В нашу воскресную школу практически никогда не ходили русские дети прихожан. А когда пытались ходить, то не могли влиться в чукотский коллектив, были слишком другими. За шесть лет мы собирали три «созыва» учеников. Первый - 10 детей, самый голодный и самый поющий, состоящий в большинстве из девочек 9-12 лет. Рождественские колядки впервые в Лаврентии были спеты ими. Какой был эффект! Только и разговоров ходило, что дети таких-то и эдаких нехороших, пели в магазинах и конторах удивительные вещи, рассказывали стихи, которых в школе от века не учили.

Рисовалось уже в мечтах, как на следующее Рожество, на собачьих упряжках, с бубенцами и звездами объезжаем мы село и славим Христа. Но, увы, на следующий год уже были другие дети и другие песни. Каждый «созыв» воскресной школы обычно объединялся вокруг лидера, который приводил за собой друзей. А лидеры рано или поздно уходили от нас, и причина, как правило, была одна – воровство. Это головная боль, центральная проблема наших отношений с детьми. Жить в постоянном напряжении, с постоянной оглядкой было трудно и непривычно. Не стащили ли купюру из забытого в кармане куртки кошелька, куда делась банка сгущенки из холодильника, или бутылка кагора со стола для пожертвований?

Постоянные подозрения порою перерастали в манию, и думалось с тоской: «Да что же это за цирк такой, все давно потеряло смысл, не храм, а притон воровской. Гнать всех в шею, самое правильное». Но начали бы выгонять наших питомцев за этот грех сразу, не давая второго, третьего, а то и пятого шанса, не было бы у нас воскресной школы. С кем-то приходилось расставаться, кто-то уходил сам после очередного рецидива, кто-то просто подрастал и терял интерес. Лишь на пятый год существования воскресной школы ее третий «созыв» начал что-то учить, запоминать, мыть за собой посуду, и главное, заслужил доверие.

Очень утешил один эпизод.

Каждую зиму на праздник Богоявления наш приход выезжал на термальные источники - лоринские горячие ключи. Заказывали местный автобус - автомобиль УРАЛ с будкой для людей, собиралось человек 40 прихожан, детей и просто знакомых, и совершали великое освящение воды, купались в горячей воде.

В одну из зим, на праздник, утром, во время литургии начала портиться погода. Сильный ветер поднял поземку, а мороз и без того стоял ниже тридцати. Автобус подъехал к храму, но прихожан было всего пять человек, погода продолжала ухудшаться, и уже было решили, что не поедем, будем воду в храме освящать. Грустно – и праздник не праздник. И тут в храм вваливается облепленная снегом ватага ребятишек, вся наша школа в полном составе. И с таким радостным ожиданием на меня смотрят, что выбора не оставалось. Ехать в пургу тридцать километров по тундре было рискованно и ответственно, но мы поехали, пятеро взрослых и 12 детей.

На Ключах совершали великое освящение воды в полуразвалившейся купальне, покрытые инеем мальчишки держали хоругви и иконы, кто то из девочек пытался подпевать. Вынутые из рукавичек пальцы моментально скрючивались от мороза, голоса сели в первые три минуты молебна, и все без остановки топали ногами. Но такого ощущения праздника не переживалось даже на Пасху! После целый час плескались в теплой воде, постоянно окунаясь, чтобы согреть головы, которые на поверхности за секунды схватывались корочкой льда и обрастали сосульками. Несмотря на все пережитые испытания, на следующий день никто даже не чихнул.

Тогда я безусловно был уверен, что мы не зря тратим время и силы на наших ребят. Вынесут ли они пользу из нашего общения, повлияют ли наши занятия и чаепития в дальнейшем на их жизнь, посеется ли и взрастет ли в их душе что доброе, ведает один Бог. Вряд ли мы сумеем серьезно помочь им в жизни, слишком она тяжела и безнадежна. Но они точно помогли нам, помогли не опустить руки и не впасть в уныние. В замкнутом пространстве пьяного чукотского поселка они были для нас определенной опорой. Пусть мы так их ничему толком и не научили, но мы поили их чаем, а это богоугодное дело, тут сомнений нет.

Один священник на четыре района.

Начинаю активно ездить по Чукотке. Лето 2002 года. Огромные расстояния, сообщение только авиацией. Лаврентия, Провидение, Эгвекинот, Мыс Шмидта, плюс национальные поселки. В каждом районном центре есть община и помещения устроенные под богослужения.

В Провидении храм в здании бывшей аптеки, в Эгвекиноте службы «мирским чином» проводятся в перепланированной двухкомнатной квартире жилого дома. Встречают тепло, тут для православных священник гость редкий и дорогой. Первые несколько дней обычно приходят много людей, исповедуются, причащаются, крестятся. Освящают квартиры, могут пригласить в школу или больницу. Но через три дня активности наступает спад, людей в храме все меньше, приходят лишь несколько человек постоянных прихожан. Еще три дня, и понимаешь, что религиозные потребности поселка на ближайший месяц, два, удовлетворены, можно возвращаться восвояси.

Хорошо на таких устроенных приходах, встречают, селят, кормят, провожают, есть возможность даже денег собрать на билеты. Ведь если лететь рейсовыми самолетами самое меньшее, во что обходится каждая поездка, это десять тысяч. Если нет погоды и задержка рейсов, можно подождать недельку-другую в относительном психологическом комфорте. Служишь, книжки читаешь, по окрестностям гуляешь, прихожан пусть и мало, но свои, православные, любят тебя и уважают.

Совсем иное ожидает в национальных, языческих, чукотских поселках, где русских людей нет или мало совсем. Первые три дня ты просто ходишь по селу, а все на тебя смотрят изумленно, как на инопланетянина – поп приехал! Дети-чукчата, разинув рот и вытаращив глаза, спрашивают: «Ты кто? Бог? А почему в юбке?». Пьяные взрослые цепляются на улице, криво слева на право крестятся и заплетающимся языком спрашивают: «А как там можно у вас, того… Ну это… Ну что там у вас делают? Перекреститься, что ли?».

Останавливаться в таких селах первое время приходиться у людей незнакомых, которые принимают тебя по чьим-то просьбам, и, как правило, стесняются твоим присутствием. По селу идут разговоры, тебя активно обсуждают, размышляют, настоящий ты поп или нет, стоит обратиться поговорить, или не стоит? Проходит день, другой, третий, наконец к тебе подходят люди с серьезными вопросами, начинаешь знакомиться, освящаешь первую квартиру, объясняешь, зачем это нужно, что это за молитвы и кому.

Защита Божья от злых сил - мысль близкая и понятная любому чукче. В существовании духов в тундре не сомневается никто. То, что есть один Бог, и что у него надо искать помощи, как правило, также не оспаривается. Охотно несут крестить детей, хотя сами взрослые приступают к этому таинству в редких случаях. Я и сам не стремлюсь крестить взрослых, когда вижу, что христианами они не готовы стать, и в жизни их ничего не переменится. Главная задача первого приезда в такое село, это дать людям привыкнуть к тебе. Убедить их, что ты не приехал разрушать их обычаи и уклад, что ты ничего не собираешься им навязывать. Очень важно, что бы люди были готовы тебя слушать, не были агрессивно настроены.

Перед отъездом обычно стараюсь служить литургию, чаще всего это приходится договариваться, что бы выделили комнату в клубе. Причащаю детей и тех взрослых, кто проявляет глубокий интерес. Служу без часов, быстро, Апостол и Евангелие читаю на русском языке. Церковнославянский язык в этой среде совершенно не воспринимается. Русский человек, пусть он и далек от Церкви, может испытывать уважение к языку богослужения, осознавать его как святыню, переданную предками, как непонятную, но важную часть собственной культуры. Чукчи же просто ничего не понимают, без всякого благоговения.

Служить в таком селе Всенощное бдение дело нереальное. Короткие молебны о здравии, сокращенные панихиды, остальное своими словами. Очень сложно в таких местах. Сложно потому, что не срабатывают привычные шаблоны поведения священника. Я был готов дать людям привычное, – службы, исповеди, разговоры о проблемах. Но как раз это здесь мало кого интересует. Тут нужно явить свою веру во всей ее простоте и глубине, ясными словами и конкретными делами. Нет проку в миссионерских наездах, крещениях и проповеди, если после ты уезжаешь и бросаешь всех в недоумении.

Семена веры прорастут и дадут реальные плоды, только если соберется община православных христиан. Община же возникнет, только если найдется человек, вокруг которого она может объединиться. И вряд ли им может стать священник, в лучшем случае два раза в год появляющийся в каждом селе во время объезда своей необъятной канонической территории.

Посему, по мере накопления собственного опыта подобного рода поездок, я все более и более смирялся на свой счет. Бывало и перезнакомишься со всеми, и покрестишь человек шестьдесят, и народу много на службы придет, и в школе детям и учителям всякого расскажешь, и интерес чувствуешь. «Отработаешь» по полной программе, уезжаешь довольный. Через полгода доберешься до этого села опять, как будто и не было ничего, только что здороваются как со знакомым.

Понимаешь, что раз никому ничего не надо, то и не было никаких успехов. Тут мало качественно «поработать», тут нужно жить, тут нужен подвиг. И начинаешь уже не умом, а всем сердцем понимать слова Христа: «Без Меня не можете творить ничего». Потому что если на этой ниве и появляются плоды, то чаще всего это происходит чудесным образом и при минимуме твоего личного участия.

Тому удивительный пример,

возникновение православной общины в селе Энмелен. Это, пожалуй, единственный случай, когда община, состоящая из чукчей, в маленьком селе не распалась едва возникнув, а здравствует по сей день, несмотря на почти полную изоляцию.

У Зои Михайловны Орешкиной, завмага единственного магазина в Энмелене, пропало в тундре, в вездеходе - 300 тысяч, выручка за месяц. Везла в район, поселок Провидения. Случай невероятный, куда деньгам в тундре деться? Не поверили, обвинили женщину в растрате, завели дело. От отчаяния ярая язычница, на дух до этого христианство не воспринимавшая пришла в храм, где я с ней и познакомился.

Что тут можно сделать? Послужили молебен, поставили свечи, помолились своими словами, кто как мог. На следующий день деньги нашлись, их украл тоже ехавший в вездеходе восьмилетний мальчик, на которого никто и подумать не мог. Крестилась Зоя Михайловна, отправилась домой счастливая. Через два месяца, когда я вновь оказался в Провидения, звонит мне, приглашает в Энмелен.

Это типичное национальное село в 400 человек. Маленькие домики, печки, привозной уголь, собачьи упряжки, говорят кто на русском, кто на чукотском. Неожиданность поджидала дома у Зои Михайловны. У нее на квартире я обнаружил оборудованную молельную комнату и человек десять энмеленцев собравшихся специально меня послушать. Так зажегся огонек православной веры в этом удивительном месте, и милостию Божию – не потух!

В Энмелене уже существовала община пятидесятников, и почти все, кто стал ходить к Зое Михайловне, хоть раз побывали на богослужениях протестантов, а некоторые посещали их довольно долго. Элементы протестантского богослужения без пастора наши прихожане удачно перенесли на свои собрания «мирским чином». Женщины читали акафисты и каноны из молитвослова, Библию, жития святых, пили чай, молились о разных нуждах, когда находили подходящие молитвы, то на славянском, если нет, то своими словами. Когда я приезжал, служили литургию, все исповедовались и причащались. Вместо вечерней службы читали правило к причастию, каждый присутствующий должен был прочитать хотя бы одну молитву сам, вслух. Маленькая комнатка в домике Зои Михайловны во время воскресной службы была набита битком. Взрослые прихожане обступали маленький столик служащий и престолом и жертвенником. Дети возились в заднем ряду на диванчике, время от времени плача и капризничая. Вездесущие собаки пытались пролезть между ног хозяев в центр событий, лаяли и выли от негодования, кусали эти самые ноги, чтобы пропустили. Непривычно все это выглядело, но так радовалось сердце, такое это было утешение – не пересказать!

В Энмелен, особенно первое время, я старался приезжать как можно чаще, хотя бы четыре раза в год. Каждая такая поездка отнимала от трех недель до полутора месяцев, большую часть этого времени приходилось проводить транзитом в Провидения, ожидая попутного вертолета или вездехода. Не раз заезжал я в другие села этого района Чаплино, Нунлигран, Сиреники, но ничто не могло сравнится с Энмеленом.

Провиденский район с начала 90-х годов, активно осваивался миссионерами пятидесятников и харизматов. В каждом из перечисленных поселков они задолго до появления там православных основали свои общины. То, что для нас стало почти чудом, для них давно уже было обыденностью. Первые проповедники не создавали общин в маленьких селах, они подбирали подходящих кандидатов из местного населения и отправляли их десятками учиться в свои христианские центры, как правило, в соседней Аляске. Из десяти один в итоге оказывался способными вернутся жить в родное село и организовывал там жизнеспособную общину. Конечно, харизматам проще, чем православным, это течение протестантизма как будто создано для чукчей, удачно сообразуясь с глубинными архетипами их религиозного сознания, укорененного в шаманизме. Но и нам не грех перенять лучшее из их организационного опыта, тем более, когда сама жизнь подсказывает, что это правильно.

Много еще о чем, хотелось бы рассказать. О том, как три года подряд приезжали миссионерские группы из студентов и священнослужителей Московской Духовной Академии, девушек певчих из регентской школы. Какие концерты они пели, по каким местам ездили. Как рос и развивался наш приход в Лаврентия, про совершенно удивительное, первое и единственное в истории нашей епархии паломничество на барже к поклонному кресту на мыс Дежнева. О единственном спонсоре, все эти годы бескорыстно помогавшему нашему приходу, швейцарском благотворительном институте «Вера во втором мире». Но обо всем не расскажешь, не утомив читателя. Потому заканчиваю писать мыслью не новой, но для меня дорогой:

В реальной жизни миссионерские задачи в глубинках сводятся к главному - выжить самому как христианину. Не опустится, не деградировать, не угасить в себе огонек веры, да и просто не спиться. Все остальное Господь приложит к нашей немощи.

Священник Леонид Цапок

Биграфия:

Родился в 1976 году в г. Анадыре Магаданской области. С 1993 по 2001 год учился в Московской Духовной Семинарии и Академии в Сергиевом Посаде. В 1999 году рукоположен в сан диакона, в 2000 в сан священника, служил на приходах Москвы и Подмосковья.

В 2001 году вернулся на Чукотку, став настоятелем самого северо-восточного храма в России, прихода архангела Михаила в селе Лаврентия. Активно занимался миссионерской работой, был благочинным разных районов Чукотки, много ездил по этому региону. В настоящее время продолжает свое служение в Анадырской и Чукотской епархии.

Источник публикации и фотоматериалов: Творческий союз «ноГа-арт»

Фотогалерея: Священник Леонид Цапок: «Выжить самому». Фото Константина Дьячкова

Общество