Владыка Иоанн Шанхайский поминал Патриарха Алексия I

19.07.2007

Харбин, Шанхай, Филиппины, Австралия, Америка - один из маршрутов русской послереволюционной эмиграции. О своей судьбе и своем служении Церкви рассказывает настоятель Покровской церкви в Наяке (США) прот. Георгий ЛАРИН

От коммунистов нас спасла ООН

– Батюшка, расскажите о том, как вы попали в Америку…

– Прежде чем попасть в Америку, я прожил много лет в эмиграции. Поэтому рассказ надо начинать с нее. В 1922 году мой папа покинул Россию, выехав из Владивостока в Китай. Он родился в Оренбурге в казачьей семье. Учился в Хабаровске, в военном училище, и во время Гражданской войны служил хорунжим в армии адмирала Колчака. Когда белые проиграли Гражданскую войну, началась эвакуация тех, кто остался жив – среди таких оказался и мой отец. Он попал в Шанхай. А в то время самым русским городом был Харбин, это Манчжурия, на север от Шанхая. Там жили практически одни русские, поскольку через город проходила дорога на Владивосток. Так вот, именно в Харбине многие белые воины нашли своих жен – в том числе и мои родители познакомились там. А венчались уже в Шанхае, году в 28-м – 29-м. В 1930-м родилась моя старшая сестра, а я в 1934-м.
В Шанхае мы прожили до 1949 года, когда на Шанхай началось наступление красных китайцев – коммунистов Мао Цзэдуна. Русских эмигрантов к тому времени в Шанхае было около 40 тысяч, но единого мнения о том, как надо поступать, среди эмигрантов не было: после окончания войны приблизительно четверть населения русских в Шанхае взяли советские паспорта и вернулись в Россию.

– Но ваши родители, конечно, этого не сделали?

– Нет, хотя много было разговоров вокруг. Кто говорил, что в России свобода для верующих, кто спорил, что это неправда, и нельзя брать советские паспорта. Люди церковные в основном не брали. Мои два дяди со стороны матери и бабушка взяли паспорта. У бабушки иллюзий не было, но она хотела умереть на Родине. С тех пор связь с ними мы потеряли. Через сколько-то лет мама нашла своего младшего брата, и он был совершенно как зомби. Рассказывал мало, но казался совершенно уничтоженным человеком. Из Китая они попали то ли на целину, то ли куда-то в лагерь. Жили в землянке, страдали много. Так с ними расправилась советская власть. А мы тогда, в 49-м эвакуировались на Филиппинские острова.

– Кто организовывал эвакуацию?

– Организация Объединенных Наций, которая белым помогала от коммунистов убегать. Мы в январе 49-го оказались на Филиппинских островах, где прожили 9 месяцев. Потом родители стали думать: что дальше? В Америку? В Австралию? Решили, что в Америке образование не такое хорошее, как в Австралии, да и условия там хуже, больше всяких безобразий, бедность. А Австралия более консервативна. В общем, в ноябре 1949 года мы приехали в Сидней, и там уже окончили свое образование.

– Там были русские школы?

– Нет, мы вообще всегда воспитывались в английских школах – и в Шанхае, и в Австралии. Считалось, что английские лучше. Таким образом, английский язык стал для нас таким же родным, как и русский. Но дома мы только по-русски говорили, по-английски говорить запрещено было.

– Как же вы попали в Америку?

– Наша семья еще с Шанхая была дружна с владыкой Иоанном (Максимовичем). Дом наш был недалеко от шанхайского собора – минут 15 пешком. Владыка нашу семью очень любил, а папа всегда был очень активен в церковных делах: был в епархиальном совете, в соборе у свечного ящика свечи продавал. После школы я устроился в Австралии на работу в банк. Но владыка Иоанн стал настойчиво в своих письмах уговаривать меня пойти по пути служения Церкви, поступить в семинарию в Джорданвилль. Я написал ему, что уже не так чувствую Церковь, как в детстве, не так уже сердце лежит. А он отвечал: «Подумай о том, что твоя жизнь пройдет, и ты будешь сожалеть, что ты не сделал этот правильный шаг. Но уже будет поздно, время не вернешь. Вспомни, как тебе было хорошо, когда ты ходил в церковь в Шанхае».

– И уговорил?

– Ну да. Я долго отказывался, но наконец согласился, и в январе 1963 года приплыл на пароходе в Джорданвилль. Поступил в семинарию, которую окончил в 67-м. А в это же время из Марокко приехала семья моей будущей жены, они жили в Касабланке. В отличие от моего английского, у нее образование было французское, но дома они тоже говорили только по-русски, и быт в доме был русский. Мы познакомились, потом поженились. И так-то вот я и остался жить в Америке.

– Владыка Иоанн что-то говорил о возможном объединении Церквей?

– Да, он предвидел воссоединение. Мало того, был момент, сразу после окончания войны, в 1946 году, когда владыка Иоанн начал поминать Патриарха Московского. Многие прихожане, и мои родители тоже, помню, были очень озадачены этим. Они все были убеждены, что это советское влияние на владыку. Истинную причину я узнал лишь много позже. Оказалось, владыка Иоанн это сделал потому, что потерял связь с Синодом Зарубежной Церкви. Но, будучи человеком высокой духовной жизни и относясь с трепетным уважением к церковным канонам, он не мог допустить, что он служит и не поминает кого-то из высших церковных властей.

– А почему он потерял связь с Синодом?

– Война была. Коммуникации были прерваны, и он не мог добиться контакта. Тогда владыка Иоанн издал указ, где он объяснил свои действия. Там говорится, что избрание патриарха Алексея I было признано всеми поместными Церквами. Такая ситуация длилась недолго, месяца два-три, и, как только связь с зарубежным Синодом восстановилась, владыка стал поминать опять его. Для владыки Церковь и структура церковная была на первом месте, он никогда ничего не делал из своей головы. А в упомянутом указе он пишет, что наступит, наконец, вожделенный час, когда святейший Патриарх в Успенском соборе призовет к себе всех русских архиереев из-за границы, и они все приедут в Россию и будут служить вместе.

«Наши приходы очень бедны»

– Как сложилась ваша жизнь в Америке?

– Когда семья моей будущей жены попала в Америку, я был на третьем курсе семинарии. После окончания семинарии мы повенчались. Потом я устроился на гражданскую службу, в одну банковскую фирму. Нас с женой перевели в контору этой компании, которая находится в городе Белая Долина – берегу Гудзона, миль 25 от Нью-Йорка. А на другой стороне Гудзона – небольшой городок Наяк. Так вот, в этом городке служил тогда известный священник, автор учебника по Закону Божьему, отец Серафим Слободской. Служил в храме, который его община построила, Покрова Божьей Матери. Это была ближайшая к нам зарубежная церковь. Пришли мы в первый раз на богослужение, отец Серафим заметил, что новые люди появились, подошел с нами знакомиться. У нас была тогда одна дочь только Татьяна, и я еще штатский был. Мало-помалу сошлись ближе. Когда отец Серафим узнал, что я окончил семинарию, он стал меня уговаривать: станешь дьяконом, будешь помогать мне. Я и согласился. Нашим епископом тогда был владыка Лавр, наш нынешний первоиерарх. Он и рукоположил меня в дьяконы в 1968-м году. Причем буквально в ночь после этого, 30 декабря, у нас родилась вторая дочь, тогда, еще помню, была снежная буря.

– И вы стали служить в Наяке…

– Да, я начал служить с отцом Серафимом. Но прошел год, и он начал часто болеть, служить ему становилось все труднее. Тогда он попросил, чтобы я стал священником и помогал ему дальше, уже как второй священник на приходе.
Мне пришлось оставить гражданскую службу, на которой я еще оставался во время дьяконства. Дело в том, что здесь, в Америке, наши приходы очень бедны. Крайне редко священник может жить на то, что дает ему приход. Так есть сейчас, так было и тогда. Поэтому матушка моя почти всегда работала – особенно когда перестал работать я. Ей удалось устроиться в Толстовский фонд, в контору, и это помогало нам свести концы с концами. В ноябре 1971 года отец Серафим умер, и тогда владыка Филарет, наш первоиерарх, назначил меня настоятелем этого прихода. Вот с тех пор я здесь и служу.

– Расскажите об американских православных приходах. Много ли у вас прихожан?

– В Америке все приходы очень маленькие: у нас никогда не было больше 120 адресов, причем в основном это люди пожилые, пенсионеры, а молодых всегда было мало. Сейчас, правда, молодых стало больше.
У нас на приходе есть очень активное сестричество, которое собирает средства, устраивает обеды, блины, ярмарки. Это помогает приходу материально. В сестричество входят человек 30 женщин нашего прихода. По воскресеньям после литургии они устраивают совместную трапезу. У нас для этого есть очень большой зал на 300 человек: мы построили после смерти о. Серафима при помощи состоятельных прихожан. Там же сестричество устраивало благотворительные мероприятия, чтобы собрать деньги. Еще там большая сцена, где показывают представления дети нашей приходской школы.

– Много детей учится?

– У нас очень активная школа, в ней сейчас 146 детей. Занятия проходят по субботам с 9.00 до 13.30 – все на русском языке. Дети изучают русский язык, Закон Божий, Историю России, церковнославянский язык, церковное пение, русскую историю, литературу русскую. Весь курс рассчитан на 12 лет обучения.

– А кто преподает?

– У нас всегда от 20 до 25 человек педагогов. Некоторые имеют педагогическое образование. Другие просто русские люди. Работают преподаватели добровольно. Закон Божий преподаем мы со вторым священником отцом Ильей и наши матушки. Пением занимается с детьми наш регент, жена дьякона отца Димитрия. У сестричества одна из главных забот – собирать средства на школу. Потому что на одних членских взносах далеко не уедешь…

– А у нас вообще нет такой практики, членских взносов. Расскажите о ней. Что, если кто-то из прихожан вообще не может платить взносы?

– Такие люди освобождаются от них. Часто это бывают пенсионеры. Они сами назначают, сколько они будут платить. Кто-то совсем не платит, кто-то только 5 долларов в месяц. А вообще у нас уже лет пятнадцать-двадцать взнос составляет 20 долларов в месяц. Для Америки это небольшие деньги, даже для пенсионеров.

– А обучение в школе платное?

– Да, если в семье несколько детей, мы берем с первого ребенка 600 долларов в год, со второго 400, а третий и прочие учатся бесплатно. А с детей наших прихожан берем поменьше – 500 и 300.

– А что, есть не только приходские дети?

– Да, и очень много. Некоторых привозят издалека, даже из других штатов. Многие родители хотят, чтобы их дети получали духовное образование, да еще и на русском языке.

– Ваш приход состоит в основном из русских или американцы тоже есть?

– Большинство прихожан русские. Но есть и некоторое количество американцев из смешанных браков, примерно, процентов 10. Мы часто венчаем наших прихожан c крещенными американцами, например, католиками. Церковные правила это позволяют при условии, что дети будут воспитаны в православной вере. Число американцев на приходе постепенно растет. Так же и в других приходах. Кое-где многое служится по-английски. Но у меня пока все служится по-славянски. Только проповеди на двух языках.

Все православные должны молиться вместе

– Только что восстановлено единство Русской Церкви. Интересно, насколько ваши прихожане представляют себе исторические реалии XX века: 1927 год, декларацию митрополита Сергия, ее трагические последствия…

– Вы знаете, разбираются в таких вопросах в основном только старики, молодых это не беспокоит. А старики такие есть, которые не хотят ни простить, ни забыть! Они все еще считают, что эта декларация ужасная вещь, что участие Московской Патриархии в ВСЦ – отступление от веры. Такие люди стали горячими противниками воссоединения РПЦЗ и РПЦ. У меня есть прихожанин Олег Родзянко, внук председателя Государственной Думы. Он всегда был очень деятельным членом прихода. Вот он совершенно не принимает объединения Церквей. Он даже организовал общество «Ревнители памяти митрополита Антония», очень воинственно настроенное против РПЦ. Родзянко усердно работал среди прихожан, уговаривая их уйти в раскол. В последнее время его что-то не видно на приходе. На Пасху, когда он хотел причаститься, я сказал, что не могу ему этого позволить, пока он не покается в том, что призывает людей уйти от владыки. Он пошел к другому священнику, который разделяет его мнение, и тот его исповедовал. Пока он остается членом нашего прихода, но причаститься у нас не может. А увести ему удалось только одну женщину.

– Можно ли рассматривать выход из ВСЦ как условие, предъявленное РПЦЗ Москве?

– Нет, это не условие, это была просьба. Мы говорили о том, что нас это членство смущает. Но мы понимаем, что такие вопросы должны совместно решать архиереи. И все должно идти мирным путем. Так же, как, я уверен, и вопрос церковного календаря. Ведь это очень важный вопрос, кардинальный! Все православные должны молиться в великие праздники вместе. Нельзя, чтобы одни праздновали сегодня, а другие 13 дней спустя. Исторически греки первые приняли католический Григорианский календарь, и наша Зарубежная Церковь во главе с митрополитом Антонием Храповицким, старейшим русским архиереем, уважаемым богословом, не сочла это отступничеством от православия. И это не повод для расколов! Церковь должна быть едина.

– Значит, большинство ваших прихожан приветствуют объединение церквей? А ваши коллеги-священники?

– Подавляющее большинство. Правда, несколько человек от нас уже ушли, но это очень маленький процент. А есть такие, кто, хотя и против, но в раскол не уходит. Например, мой брат, мирянин. Он со мной не хочет разговаривать, считает, что не надо было объединяться, что все это преждевременно, нужно было подождать. Но сколько ждать еще? Я считаю, наоборот, опоздали.

– Ожидаете ли вы увеличения числа прихожан после объединения церквей?

– Думаю, да. К нам уже поступают просьбы из приходов Американской Православной Церкви от желающих перейти. Там вообще многие недовольны церковной жизнью. У них слишком много демократии и подчас бывают совершено неправославные приходские уставы. Был, помню, один приход, основанный еще до революции в Коннектикуте. Так у них по уставу священник был наемным лицом, а председатель церковного совета – всегда мирянин и избирается народом без архиерейского подтверждения. То есть церковь управляется мирянами: они решают, с кем служить, как служить… Со временем многие из прихожан Американской Церкви стали задумываться о переходе к нам. Теперь уже в нашу единую Русскую Церковь.

– В заключение я хотел бы вернуться к первым годам эмиграции. Недавно известный православный священник, протоиерей Николай Артемов, в одном выступлении говорил о том, что одним из даров Божиих, доставшихся Русской Церкви за рубежом, стало испытание нищетой, через которую прошли русские за границей. А ваша семья тоже терпела бедность?

– «Блажен изгнан правды ради». Я считаю, что эти слова Спасителя как раз относятся к нашим родителям и ко всем, кто оставил Россию не потому, что не любили ее или хотели лучшей доли. Нет, это была эмиграция ради веры, ради ее сохранения! Об этом говорит и тот факт, что первые беженцы сначала строили храмы, а потом уже как-то сами обустраивались. Еще Господь говорит: «Когда вас будут гнать в одном городе – бегите в другой». Он не говорит: идите, как агнцы на заколение. И апостол Павел убежал, когда его хотели убить. Так что первая после революции эмиграция была нужна для того, чтобы спасти свою веру и продолжать славить Бога. Папа потерял все, когда оставил Родину. Когда он попал в Шанхай, он не знал никакого языка, кроме русского. Он был военным человеком, надо было как-то жить. Устраивался на различные работы. Русские офицеры, которые попали в Шанхай, организовали свой банк, и папа стал директором этого банка. Первое время материально было хорошо, но потом началась японская оккупация, пришли японцы и забрали банк. Папа опять все потерял. Мама шляпы вышивала, и какое-то время, помню, соевое молоко делала – мы, дети тоже помогали, молоко продавали. Потом вместо японцев идет новая беда – красные китайцы. Убегали – брали с собой только то, что можно унести. Попали на острова, питались в общей кухне. На острове, куда мы попали, раньше была американская военная база. Американцы нам кое-что оставили: палатки военные, еще что-то. Каждая семья ставила свою палатку. А климат там такой, что каждый день идет дождь, сильный, но не надолго – тропики. Так вот и жили. Работали тоже тяжело: папа, когда бежали из Шанхая, уже немного знал английский, но недостаточно, чтобы хорошо устроиться. В Австралии одно время работал на фабрике, потом устроился лифтером. Мама тоже работала на какой-то фабрике. В общем, жили мы очень нелегко, и, конечно, все испытания, выпавшие на долю наших родителей, да и нас тоже – это не что иное, как большое благословение Божье!

Беседовал диакон Феодор Котрелев

Источник публикации: Журнал «Нескучный сад»

При подготовке публикации использованы фотоматериалы форума «Доброе общение»

Церковь, История