Воспоминания воспитанника Якутского духовного училища

08.01.2008

Кандидат богословия Г.А. Попов, один из первых профессиональных историков Якутии, получил полный курс богословского образования: в 1905 г. окончил Якутское духовное училище, в 1911 г. - Якутскую духовную семинарию и в 1917 г. - Казанскую духовную академию. В своих «Автобиографических записках» историк подробно описывает годы учебы, особенности жизни «училищников» на рубеже ХIХ - ХХ вв.

»Якутское духовное училище было соединено с духовной серией под общим руководством ректора семинарии. До реформы курс училища проходился в шесть лет. Существовали три класса: приготовительный, первый и второй. Обучались в каждом из них по два года. Точно также существовала семинария, вместо шести классов - три, по два года обучения в каждом. Семинария и училище помещались в собственных корпусах, рядом с монастырем. Недаром реалисты пели про нас:
Против солнца, на восток,
Монастырь стоит высок,
Там живут наши враги-
Семинаристы-варнаки.

Почему-то в то время и училищников звали семинаристами. Жизнь низших и средних учебных заведений духовного ведомства окрещивали общим наименованием «бурса». С легкой руки Помяловского, по его произведению «Бурса», подводили все «бурсы» к общему отрицательному типу. Это ошибка. Быть может, в дореформенной бурсе действительно царили бурсацкие порядки, но в наши годы конца 90-х годов ее ни в коем случае нельзя было сравнивать с «помяловщиной». Конечно, это была своеобразная жизнь, со своим укладом и понятиями, если хотите, традициями, но не такая уж дикая, как хотят представить в жизни и литературе. Наоборот, наша «бурса» имела такие стороны, которые выковывали в нас особых людей, со многими положительными сторонами. Если же в настоящее время некоторые бывшие семинаристы в своих устных и печатных выступлениях трактуют о семинарских годах в духе Помяловского, то это является далеко преувеличенным. Буду здесь писать о нашей «бурсе» объективно.

Период учебы разделяется на две эпохи: до 1905 г. и после 1905 г. Это две грани, имевшие свои особенности в жизни школы.

Все учащиеся были подчинены общей дисциплине, которая покоилась на всякого рода правилах для поведения. Наша школа была закрытым учебным заведением. В духовном училище было учащихся не более 60 - 70 человек, а в семинарии - значительно меньше. Состав учащихся был разношерстный. Нельзя сказать, чтобы преобладали дети духовенства. Тут были: якуты, чиновники, казаки, мещане и проч. Благодаря интернату и отсутствию платы за учение, в училище стремилась беднота. Сравнительно с реальным училищем, у нас, безусловно, доминировал состав из малоимущих классов, поступали со всех уголков Якутии, не исключая и северных округов.

Учащиеся разделялись на «приходящих» и «казенных». Первые, имея родителей или родственников в городе, жили на вольных квартирах. «Казенщики» же жили в общежитии, это большей частью сироты духовного звания и из других сословий. Семинарский двор вмещал в себя несколько корпусов: «церковный», выходящий на улицу, где наверху помещалась церковь, а внизу были спальни учащихся; «классный», где кроме классов помещалась канцелярия; «экономский» - здесь жил эконом и помещалась спальня семинаристов; квартира ректора; столовая с кухней; больница; баня. Позднее был построен большой спальный корпус. Из администрации жили в стенах учебного заведения: ректор, инспектор, надзиратели и эконом.

Учебный год начинался с 1 сентября и кончался в 15-х числах июня. Продолжительность ваканта [каникул - ред.] была два с половиной месяца. Учебный день распределялся следующим образом. Вставали в 7 часов утра по звонку. 1-й звонок - вставать, 2-й звонок - умываться и 3-й звонок - идти в столовую на молитву и утренний чай. В 9 часов - уроки. В день было по 5 - 6 уроков продолжительностью 1 час, а позднее - 50 минут. Перемены по 10 минут. После 2-го урока - большая перемена в 20 минут, и в это время чай для «казенных» в столовой. После урока по звонку «казенные» шли в столовую на обед. Потом отдых до 4-х часов. В 4 часа по звонку шли в столовую на вечерний чай. С 5 часов вечера до 8 часов шли вечерние занятия - приготовления к урокам следующего дня. В 8 час. 30 мин - ужин и вечерняя молитва. Потом шли спать.

В праздники в 9 часов утра обедня в семинарской церкви, после которой чай в столовой. Обед в 12 часов дня. В 4 часа - чай, а остальное время обычно - вечерние занятия и проч. Звонок, который давал особым колокольчиком сторож-звонарь, нормировал всю нашу жизнь. Нельзя было ступить шагу без звонка. Еще позабыл упомянуть об общей молитве для всех, которая происходила в церкви в 8 час. 30 мин. утра с участием священника-духовника, который читал рядовое Евангелие. Молитвы читались по очереди всеми учащимися, за исключением самых младших классов училища.

Шли повсюду «парадом», начиная с младших классов. Например, звонок в столовую... мы все должны выстроиться попарно и идти в столовую класс за классом, предводительствуемые дежурным надзирателем. Эту процессию провожал инспектор, следивший также, чтобы все было чинно и в порядке. Точно также шли и в церковь. Мы к этому так привыкли, что у нас установились определенные пары для хождения. Только какие-нибудь конфликты и охлаждения между друзьями нарушали пары и приходилось искать другого.

Столовая вместе с кухней помещалась в отдельном доме. Это было большое ветхое здание. Длинная продолговатая комната с подпорками из колонн по краям была обставлена в линию столами и простыми скамейками. Скатертей не было. Каждый класс сидел за особым местом. При входе в столовую останавливались и кулаками сыпали в дверь. Она была заперта во избежание подмены и исчезновения порций. Толпа напирала на дверь, буфетчик открывал и старался моментально отскакивать в сторону, т.к. толпа сразу вваливалась и рассыпалась бегом по своим местам в надежде и тут успеть подменить или что-нибудь сделать для себя: захватить лучшую кружку, налить первый чай и т. д. Каждая еда сопровождалась молитвой дежурного. Вначале «Отче наш» и в конце «Благодарим тя, Христе Боже». В столовой должна быть тишина. Обязательно дежурил очередной надзиратель, который ходил по середине столовой между столами взад и вперед. В углу стоял буфетчик. Если нужно было что-либо попросить, легонько стучали ложкой или вилкой по тарелке. Подходил буфетчик. До окончания еды нельзя было выходить. Если нужно было надзирателя, поднимали руку и тогда он подходил... Часто в столовую заглядывал инспектор и ходил вместе с надзирателем.

Кормили нас сперва неважно, только после 1905 г. стол стал постепенно улучшаться. Строго соблюдали посты, «среды» и «пятницы». Три раза в день пили чай. Последний был кирпичный, который заваривали в больших медных чайниках, из которых мы черпали прямо железными кружками. Часто заваривали очень густо. Кипятка для разбавления не было и приходилось иногда пить чайную гущу. Пред каждым стояла железная кружка и блюдце. Чистота в них, конечно, была весьма сомнительная, ибо буфетчик и его младшие помощники (мальчики) тут же после чая собирали их, ополаскивали в чаю же и наспех вытирали, и то скорее размазывали не особенно чистыми вытиральниками.

Только позднее стали появляться самовары - сперва на столах семинаристов и потом постепенно заменили их и у «училищников». К чаю подавали хлеб, разрезанный большими ломтями. Один ломоть лежал перед местом ученика на столе. Почему-то учащиеся предпочитали т. н. «горбушку». Последняя служила предметом отъема, подмены и т. д. Хлеб был частенько полусырой и этим, быть может, объясняется значение горбушки. Сахару и молока не полагалось, за исключением праздников. Их подавали по праздниам только к утреннему чаю: каждому по два куска пиленого сахару и на четырех человек бутылка молока. Пшеничный хлеб давали к утреннему чаю по средам и пятницам и по воскресеньям. В двунадесятые праздники давали по ломтю белого хлеба. Обед состоял из супа с мясом, а на второе - каша на воде. Порции мяса лежали маленькими кусками на тарелках каждого ученика. Иногда бывали щи. Обеденная посуда состояла из железных тарелок, деревянных ложек (только у семинаристов были железные ложки), вилки, ножа. Железная миска составляла порцию на четырех человек. В кувшинах был простой кислый квас. Ужин состоял также из двух блюд: суп с мясом и каша. По средам и пятницам кушанье было постное. В эти дни к утреннему чаю давали пшеничный хлеб. Обед состоял из рыбных щей и каши с постным маслом. Ужин состоял из чая, а также подавали соленую рыбу или гороховый суп. Кроме этих дней, соблюдали все посты в году. Семинарский повар Дмитрий - из уголовных ссыльных, небольшого роста и прихрамывавший на одну ногу, служил очень долго. Нельзя сказать, чтобы он был искусным кулинаром. Хлеб был частенько недопечен. Чтобы сделать его съедобным, мы часто практиковали способ поджаривания. Вдевали ломоть на палку и поджаривали верхнюю часть в голландках. Таким он нам казался вкуснее. Соленая рыба также бывала нередко с душком. Есть в таком виде было трудно. Мы ее замораживали. Клали на ломоть хлеба и прятали где-нибудь зимою на улице - в дровах, чердаках и проч. Утром в мерзлом виде грызли ее. Нашими соперниками были собаки. Частенько утром не находили спрятанной рыбы. Она поедалась собаками. В своей массе учащиеся были - беднота. Жили только на казенном пайке. Заискивали благоволения у повара и буфетчика, делая им мелкие услуги. Первый за это милотиво разрешал грызть кости, а второй при распределении порций особо выделял «любимцев». Им ставил горбушки, жирное мясо и проч. Зато эти «любимцы» наказывались своими товарищами: горбушки часто подменивались, исчезали из-под носа, как говорится.

На Пасху и Рождество стол разнообразился. Были куличи, пасхи, сыр, яйца. Полуголодные общежитники с нетерпением ждаи этих праздников. Улусникам, особенно детям священников, родители присылали масло, чахон и т.д. Они по порциям приносили в столовую, завернув в бумагу. В большую перемену появлялся из города пирожник. У него за пятак можно было купить один пирожок. Покупали больше приходящие, т.е. горожане. У «казенщиков» редко находился пятачок, но последние ухитрялись всяческим способом полакомиться пирожком. Заводили дружбу с приходящим, эксплуатировали богатеньких, а иногда просто вымогали. Частенько пускались на всевозможные проделки с пирожником. Чуть он зазевается, из-под носа утаскивали пирог; входили с ним в безнадежные долги и т.п.

Наш стол значительно улучшился после 1905 г. Исчезли знаменитые медные чайники и на всех столах появились самовары. Деревянная посуда была заменена железной. Вместо хлеба давали во все дни пшеничную булку.

УЧЕБА

Курс духовного училища и семинарии проходил по программам учебного комитета Синода. Уроки начинались с 9 часов утра и продолжались до 2 часов дня. Сперва уроки были часовые, а потом - по 50 минут. Перемены 10 минут и одна большая 20 минут. В классах стояли парты для учеников и «кафедра» для преподавателя. Доска. По стенам карты и таблицы. Во время уроков требовалась полная дисциплина. За нарушение ставили в угол, на колени или выгоняли из класса. Ежедневно назначался дежурный по очереди. Ему давался особый журнал, где он делал записи отсутствующих. До сих пор помню обычную форму журнальной надписи дежурного: «Нарушение внешнего порядка в классе не было замечено». Подпись дежурного. После уроков журнал уносился к инспектору. На другой день возвращался с отметкой инспектора или дежурного надзирателя. Иногда шаловливых так много бывало на уроках, что целый урок занимали провинившиеся: кто на коленях, кто просто стоял, а также были такие, которые стояли лицом к стене. Это наиболее провинившиеся. У учителя был журнал, где ставились баллы. Для ответа ученики вызывались к кафедре. Только в последних классах семинарии отвечали с парт. Иногда во время урока входил ректор, реже епископ. В такие минуты преподаватели обычно вызывали для ответов способных учеников, чтобы не ударить лицом в грязь перед высоким посетителем. Урок обычно проходил так: половину урока учитель спрашивал, а половину объяснял сам. При этом указывалось по книжке прочитать к следующему разу от такой-то страницы до такой-то.

С 4.30 час. вечера начинались вечерние занятия. Их было три. В эти часы учащиеся должны были готовиться к следующему уроку. Порядок тот же самый, что и на уроках. Те же перемены по 10 минут. Во время вечерних занятий по коридору для наблюдения за порядком ходил дежурный надзиратель. Учащиеся на вечерних занятиях также регистрировались. Кто успевал готовить уроки, тот мог заняться чтением книг и прочими делами. После ужина и вечерней молитвы полагалось спать, но по особому расоряжению инспектора можно было остаться для занятия до 11 - 12 часов ночи... Зимние рождественские каникулы - с 20 декабря по 8 января. С 20 по 25 декабря в первые годы говели. Потом перерыв был на масленицу 3 дня и 1-ю неделю Великого поста для говения. Наконец, перерыв на две недели - Страстной Седмицы и Пасхальной недели. На Страстной также говели. 15 мая по старому стилю кончался учебный год. Далее шел экзаменационный период, с 20 мая по 15 июня. Таким образом, летние каникулы с 20 июня по 15 августа, С 15 августа по 1 сентября шли приемные экзамены для вновь поступающих и переэкзаменовки для «провалившихся» во время весенних экзаменов. Учебный год был разделен на 4 четверти: две до Рождества и две после Нового года до экзаменов. Преподаватели обязаны были подводить итоги за каждую четверть. Были четвертные баллы, которые получались из среднего вывода всех баллов за данную четверть. Некоторые учителя придерживались этого, а часть придавала значение последним баллам перед четвертью. Успехи разбирались на пеагогических советах. Ученику выдавалась четвертная табель для представления родителям. Все четвертные баллы составляли среднюю для общего годового балла. Точно также инспектор отмечал поведение по 5-балльной системе: 5 - отлично, 4 - хорошо, 3 - удовлетворительно, 2 - неудовлетворительно, и 1 - очень плохо. Большей частью тройка по поведению считалась неудовлетворительной.

Время провождения

Вся наша жизнь протекала в общежитии. Были свои нравы, забавы и времяпровождения. Очень крепок был дух товарищества. Все за одного, один за всех - таков принцип. Надзор начальства был более внешним, внутренние же стороны оставались вне учета. Мы были предоставлены себе. Тем не менее, особенно грубых и грязных проделок я не упомню. Много читали, даже в ущерб учебе. Книги для чтения выдавались из ученической библиотеки. Помню больше Майн Рида, Фенимора Купера, русских классиков, детские журналы. Религиозно-нравственных книг читали мало. Особый «приключенческий» подбор книг способствовал к развитию фантазии, мечтам об американских прериях и т.д. Зачитывались ночами. По вечерам в спальнях небольшими группами собирались у какого-нибудь рассказчика и долго слушали всякие рассказы - подвиги богатырей, великих людей, про домовых и леших, привидениях, а иногда просто юмористические анекдоты. Что удивительно, скабрезности было очень мало. Наслушавшись всяких «страшных вещей», засыпали нездоровым сном, боялись привидений и чертей. Хотя последний нам представлялся не таким страшным, больше забавным. Всех больше боялись покойников. Картежников из нашей среды было мало. Точно также и пьющих. Только видели, как великовозрастные семинаристы приходили иногда пьяными. На пьющих мы смотрели, как на солидных людей. В большом ходу были возня, борьба. Любимой игрой зимою были «зоски». Она заключалась в следующем. Небольшой круглый кусочек кожи с шерстью, для тяжести со свинцом, пинали одной ногой к потолку. Были такие мастера, которые делали «сотняжки», т.е. до сотни взмахов ногой. Пинали до тех пор, пока «зоску» успевали ловить ногой. Сущность заключалась в том, кто сколько сделает безотрывно пинков. Для удобства завязывали к голенищам сапог шарфы или шапки. Игра в «зоску» была очень распространенной. Ею иногда увлекались «солидные» семинаристы, хотя и редко.

Другой игрой зимою была борьба, как говорят, «класс на класс». Стояли у дверей класса и перетягивали друг друга в дверь - чья возьмет. Играли в чехарду, особенно в спальнях. Наконец, перед сном частенько устраивали борьбу с подушками, спальня на спальню. Она носила ожесточенный характер. Нередко из подушек вылетал пух. Любимая игра была «в войну». Разделялись на два лагеря. Были свои предводители. Эта игра переносилась на улицу. Короткие палки служили шпагами. Одна сторона нападала на другую. Делали засады, укреплялись в дровах, на крышах и т.д. Сущность заключалась в том, чтобы при фехтовании попадать выше пояса. Нужно было отпарировать удары. Попавший или задевший шпагой выше пояса считался победителем, а втоой выбывал из строя. Этой игрой особенно увлекались весной и осенью. Тогда двор семинарский представлял большое оживение. Еще играли «в солдаты». Подражали воинским походам, маршировали и т. д., распевали солдатские песни. Когда снег сходил со двора, играли в бабки, городки и лапту. Особенно увлекались игрой в бабки. Были искусные игроки, которые выигывали много гнезд (пара бабок) и слыла настоящими «крезами». Было большим счастьем войти в пай с таким искусным игроком. У таких «богатеев» гардероб и ящики были полны бабками. Из отрицательных сторон нашей жизни необходимо отмеить вражду к реалистам (ученикам реального училища). По улицам происходили драки между «семинаристами « и реалистами. Эти драки иногда носили ожесточенный характер. Пускали в ход палки, гири и проч. Были и серьезные ранения. Вражда принимала настолько серьезный характер, что вмешивалось наальство обоих учебных заведений. Местом побоища часто избирался монастырь. Туда вечером, особенно по субботам, ко всенощной приходили группами реалисты, их поджидали «сеинаристы». Сперва перебранка, потом вызывающее действие и, наконец, драка. Драки устраивались еще на катке. Корень неприязни к реалистам вытекал из нашего взгляда к первым, как к «маменькиным сынкам», белоручкам, чистеньким и светским. Нужно сказать правду, часто победителями выходили семинаристы, наиболее тренированные в этом отношении, сильные свой спайкой, товарищеским духом. Только с эпохой 1905 г. прератилась вражда между двумя учебными заведениями. Драк после революции уже не было.

Я помню, у нас проявился еще один печальный факт - попытки воровства. Ходили группами по мелочным лавкам и тащили булки, сахар, орехи, конфеты, книжки и т.п. Они носили органиованный характер. По вечерам происходила дележка. Мы как будто не чувствовали позорности нашего поведения, смотрели на это, как на своего рода удальство. Вскоре об этом заговорили. Дошли слухи до нашего начальства. «Шайка» была обнаружена. Помню, когда инспектор Тихановский обозвал нас «воришками», мы тут поняли низость наших поступков.

Отлично я помню, как горько плакал, когда понял, что мы «воришки». Это был единственный случай из нашей жизни. Мы броили это ремесло».

Цит. по: «На службе Богу и якутскому народу. Материалы православных конференций». Якутск, 2006

Источник публикации: »Православная Церковь в Якутии»

Фото: Липецк.RU

Церковь, История